Паулин и каклеты

Это же осень — та самая птица Паулин. В секунду как-то прилетела, разбудила меня миражным туманным утром, я глядь — а асфальт прямо сплошь укрыт трупами листьев. В лужах ржавые кровоподтеки. Плохая птица Паулин, плохая! Фу, птица! А с виду вроде и ничего. Ничего хорошего. Все плачет птица, скулит жалобно, а мне на работу из-за этого не охота. И близким сквозь вату туманную не пробраться. Коньяком что-ли птицу Паулин напоить? Так она протрезвеет и снова за старое возьмется. Да и коньяка-то у меня нет. Одни круасаны. Да разве она станет на них размениваться. Это воробьев, скажет, на эту фигню приманивай. А я птица Паулин — с гордым орлиным клювом и крыльями немилосердными. Гневно кричать начнет. Страху опять нагонит. Нет, уж лучше ничего, чем круасаны. Ой, да не хочешь, курица ты мокрая, и не надо! Сама слопаю! И не таких видали! Налью я тебе коньяка, только листья прекрати убивать, не время нынче воевать. Не наше это собачье дело. Хряпни, успокойся, может раскажешь чего, может вздремнешь — у меня перина мягкая и кот иногда урчит. А я тем временем солнце из клетки выпущу, зачем томить бедолагу, оно, вон, все лето отпахало. Пусть гуляет, румяное. Пусть гуляет. Тучи твои на поводок посажу. Уведу их на остров Гуа — пусть пальмы поливают. На дождь намордник нацеплю. Да, ты б еще сито нацепила. (Это я сама себе. Паулин спит уж как минут десять. Наклюкалась.) По хорошему взять бы топорик туристический да порубить птицу Паулин на каклеты. Но я ж, вроде как, птенец ее. Как можно? Беру десятьпийсят. Иду за фаршем...