С наступающим!

В преддверии (страшно люблю это слово, которое будто бы приоткрывает маленькую деревянную украшенную ковкой дверцу, позволяя тебе через щелочку одним глазочком заглянуть туда, где тебе пока еще быть не положено) Нового года должно бы хотеться писать много, кружевно и по-багатому, но не хочется почему-то. Сейчас я практически заставляю себя систематизировать информацию, хранящуюся в мозгу, чтобы подытожить, подчеркнуть  и написать последний пост в уходящем две тысячи четырнадцатом. Обычно в моей голове полный порядок — точно такой же, как и на полочках в моем шкафу: трусики в корзиночке, носочки — в точно такой же, но второй, отведенной специально для носочков; футболочка к футболочке, полотенечко — к махровым собратьям, шапки-шарфы-варежки в отдельный красивый пакетик — чтобы не валялись и не раздражали мой идеальный домашний мир. И если шкаф привести в порядок сложно, но можно, то с головой и ее содержимым в уходящем году возникли серьезные проблемы.Не только у меня. Наверное, у всех нас. И да, даже у тех, кто считает, что в его мозговой котельной образцовый порядок.

В две тысячи четырнадцатом было много обид, трагедий, боли, разочарований, резких решений, хирургического вмешательства в души и судьбы. Однако тащить в год грядущий этот здоровенный сундук, наполненный столь сомнительными приобретениями, мне бы не хотелось. Поэтому, позвольте, брошу его здесь и сейчас, не открывая, не разбирая, не сортируя его содержимое. Ничего не возьму на память. Пусть остается за два дня до Нового года на снежной тропе, которую коммунальщики еще не успели присыпать песком.  Надеюсь, никто на него не позарится. А чтобы быть уверенной в этом наверняка — приколочу к нему табличку с простой и понятной надписью "Не влезай — убьет!".

Дальше без сундука — а значит о хорошем. В две тысячи четырнадцатом, будь он проклят всеми рыбами, птицами и насекомыми, мы обрели новый дом, а вместе с домом — и новых друзей, которые не остались в стороне, протянули обе руки, подбодрили словом, помогли делом. Спасибо им. Спасибо и старым друзьям, которые априори верны и рядом. Всегда. Сквозь километры и слова.

Новый две тысячи пятнадцатый мы решили встретить дома, в Першотравенске. Три переезда за последние девять месяцев заставляют тебя немного пригвоздиться, хотя бы на какое-то время, — чтобы отдышаться, оглядеться и маленько передохнуть. И даже сейчас, когда можно просто сидеть под елкой и точить мандарину за мандариной, складывая стопочкой оранжевые шкурки, суета не покидает моей головы. Кажется, что нет времени стоять на месте, нужно бежать, звонит, решать — срочно. Пожалуй, это диагноз, и его мне тоже хотелось бы оставить здесь.

Чуется мне, что на заснеженной тропе, которая ведет в новый год, мой сундук не будет одинок. Я призываю вас к этому и этого вам желаю. Забудьте, оставьте, отбросьте. Пусть эти струпья обид и недопониманий сгниют там, куда мы больше никогда не вернемся. Не думаю, что впереди нас ждет сиреневый сад с соловьями да канарейками, но туда, куда мы движемся, со старыми обидами точно не пускают. Нужно много сил, чтобы тащить за собой сундуки со всякой дрянью. Но еще больше сил необходимо, чтобы эту ношу бросить. Пусть эти силы у нас появятся. Я верю в нас. С наступающим.

Крым в моей голове (некоторые безэмоциональные впечатления от августовской поездки)

Я долго собиралась вам рассказать о моей августовской поездке в Крым, но сначала не было времени, а потом не было желания. Впрочем, сейчас уже я понимаю, что дело не во времени и не в желании — информация, полученная мною, должна была перевариться. И вот теперь, когда она практически избавлена от эмоциональной шелухи, я готова ею с вами поделиться.

За неделю крымских каникул я сделала -надцать пунктов в своей записной книге — чтобы при написании статьи ничего не забыть, обо всем рассказать. Но сегодня обращаться к своим пометкам я не буду — напишу лишь о том, что окаменело в памяти, о том, что отложилось. Остальное будем считать несущественными мелочами.

Павлоград-Джанкой
Взять билет на поезд из Днепропетровска не удалось: количество составов, следующих в Крым, существенно сократилось. Ажиотаж среди желающих сократился прямо пропорционально, но в минимальных объемах все-таки сохранился. Поэтому пришлось ехать ночью из Павлограда на поезде Кременчуг-Симферополь. Билеты были взяты до Джанкоя, где нас должны были встретить родственники.
Проводник сразу после посадки принес миграционные карты и проверил документы. Взяв свидетельство о рождении Варвары (уроженки крымской столицы), спросил: "Ребенок — гражданин России?". "Да прям!" — безапелляционно хмыкнула я и поймала на себе подозрительный взгляд попутчицы лет пятидесяти, которая ехала на нижней боковушке. Я тут же решила, что она крымнашенка и стала мысленно относиться к ней соответственно. Интуиция — не мой конек, но это стало очевидным несколько позже.
Украинские пограничники (или таможенники?) в Новоалексеевке чуть было не ссадили с поезда двух сестер. Обе россиянки. У обоих имелся вид на жительство в Украине, но почему-то не были вклеены фотографии по достижению 25-летнего возраста. Барышни долго спорили с пограничниками. Младшая сестра была более активной и в какой-то момент заявила: "Ну тогда вы нас должны депортировать в Россию! А мы как в раз туда и едем! Крым — это же российская территория!" Я хмыкнула громко, чтобы они услышали, и с еще большим негодованием, чем от вопроса проводника по поводу гражданства моей дочери. История с девушками длилась минут тридцать. В конечном итоге погранцы, не выдержав девичьих слез, отпустили их с миром, но предупредили, что обратно из Крыма в Украину с такими документами не пустят.
Перед Джанкоем мы разговорились с попутчицей с боковушки. Она оказалась предпринимателем из Феодосии и с удовольствием поделилась своими мыслями по поводу произошедшего и происходящего. Сказала, что в Феодосии, Судаке, Коктебеле и Новом Свете туристов практически нет, а значит и заработка у людей тоже нет. Сказала, что Украина, в сущности, равнодушно относилась к полуострову все двадцать три года, но это вовсе не значит, что Россия станет относится к нему лучше. Сказала, что ее пенсия выросла на сто процентов, однако на фоне роста цен этого совершенно незаметно. "Шило на мыло!" — таков был итог ее монолога.

Евпатория
На следующий день после приезда мы решили смотаться на море в Евпаторию — на денек. Поехали, по старой доброй традиции в Заозерное: там хороший песчаный пляж и мелковато — самое то для маленького купальщика, ради которого мы и затеяли всю эту поездку.
Первое, что меня убило в Евпатории, это обилие билл-бордов с лозунгами "Офицеры России за Аксенова!", "Крым — команда победителей" и так далее — с соответствующим графическим содержимым, разумеется. Второе, что поразило, — это количество афиш на заборах. Мы неоднократно бывали в Евпатории в прошлые годы, и еще тогда я удивлялась, как много артистов приезжает сюда в летний период. Здесь есть хороший концертный зал, принадлежащий одной из здравниц. Вот в нем, собственно, и проходят выступления "больших" звезд. Знаменитости рангом меньше выступают, как правило, в ночных клубах, коих в Евпатории тоже завались.  Нынешний туристический сезон ознаменовался лишь тремя пришествиями — Грегория Лепса, Валерия Леонтьева и какого-то диджея (может, и знаменитого — я в них не очень-то разбираюсь).
Поразило меня и обилие триколоров, которые развешаны везде, начиная от государственных учреждений (где их нахождение теоретически вполне обоснованно) и заканчивая зонтиками пляжей. Людей-носителей российской символики я не встречала, не считая маргинальной девицы лет шестнадцати на велосипеде и со шлемом на голове, которую я увидела в Симферополе. На руле велика с одной стороны развивалась георгиевская ленточка, а с другой — ленточка цветов российского флага. Аналогичный принт был и на длиннющих акриловых ногтях.
На пляже в Заозерке я зацепилась с продавцом в торговой палатке. На мою просьбу "Два "Білих", будь ласка", он стал молоть что-то невнятное, но с вполне внятным пренебрежением. Потом пояснил, что цены у него в рублях, а то, мол, у меня ж в голове одни гривны, наверное.
Прогулка по Курзалу, который является сосредоточением сувенирных лавок, закончилась моим крайним раздражением из-за обилия футболок с надписью "Я так ждала тебя, Вова" и изображением СамиЗнаетеКого, а также аналогичных презентов, которые продавцы предлагают везти на Родину в качестве напоминания о крымском отдыхе. Продают, правда, и вышиванки тончайшей работы. И говорят, этот товар пользуется куда большим спросом.

Евпаторийские сувениры

Цены
Прежде чем я перейду к рассказу о нашем отдыхе в Поповке, скажу пару слов о ценах. До поездки я много слышала о них от очевидцев и от самих крымчан. Одни говорили, что цены выросли на сто процентов, другие — что на "несущественные" тридцать. Вот что увидела я:
- баночка краснодарской сметаны (400 г) стоит 66 рублей (23 гривны 08 копеек — тогда как у нас 15 грн.),
- свинина (мякоть) — 300 рублей (104 гривны 90 копеек, тогда как у нас около 60 грн.),
- арбузы за килограмм — от 15 до 20 рублей (от 5,24 гривен до 6,99 гривен),
- памперсы "Хаггис" 14 штук — 300 рублей (104 гривны 90 копеек).
Сигарет ни в "Фуршете" в Евпатории, ни в "АТБ" в Симферополе на вокзале нет. Самый дешевый бензин оказался на "нашей" заправке Luna в Симферополе по улице Бородина. Нашей — потому что Ваня всегда заправлял там машину (когда мы жили в Симфере, и когда нам было, что заправлять). Литр топлива стоил там 37 рублей 20 копеек (13, 01 гривен). Самый дорогой бензин на заправке "Формула" - 41 рубль 90 копеек (14,65 гривен). Обещанным топливом по 7 гривен за литр не пахнет — но все же дешевле, чем на материковой части Украины.

Витрина с сигаретами в АТБ, Симферополь

С молочкой в Крыму реально проблемы, хоть некоторые аборигены и пытались переубедить меня в обратном. Полки с молочной продукцией в евпаторийском "Фуршете" пустые (по состоянию на полдень понедельника). Еще один шок — элитный алкоголь: маленький "Бехер", за который в днепропетровском АТБ просят 70 грн и немного копеек, в евпаторийском "Фуршете" стоит 434 рубля, то есть больше чем 150 гривен.

Полки с молочкой в супермаркете "Фуршет", Евпатория

Отдел элитного алкоголя, "Фуршет", Евпатория

Да и вообще, в целом, деньги утекают в Крыму сквозь пальцы. Мы с мамой имели десять тысяч рублей на двоих. Мы не платили за перемещение по полуострову, не платили за проживание в Поповке, не ели в кафе-ресторанах. Не потому что экономили, а потому что отдых с маленьким ребенком посещение заведений общественного питания не предусматривает. В итоге в моем кошельке осталось сто рублей, а в мамином — пятьсот- шестьсот. Нам не хватило даже на хоть мало-мальски существенные сувениры — обошлись мелочами вроде магнитиков и деревянных гребешков для волос. Получается, что все эти деньги мы проели. Так что о ценах судите сами.

Поповка. Там, где больше нет Казантипа 
У меня была давняя мечта — свозить маму в Поповку. Почему именно туда? Потому что там самое чистое море в Крыму. Без преувеличения. И это не только мое мнение. Там широченные пляжи и потрясающе прозрачная вода. Очень впечатляющее зрелище! Наверное, именно поэтому эта неприглядная деревенька была выбрана организаторами Казантипа в качестве места проведения международного фестиваля.
Мы жили у друзей семьи — Саши и Лены. В Поповке у них пансионатик, на территории которого стоит, собственно, и их двухэтажный дом. А в Мирном — это через поле — у них кафе-бар "Теремок". Однажды мы уже отдыхали у них. В июне 2011, когда только переехали с Иваном в Крым. И в "Теремке" мы тоже бывали: там орала живая музыка, а зал был полон отдыхающими, желающими поразвлечься — выпить и поплясать. Это немного не мой формат вечернего отдыха, но это неважно. В этом году "Теремок" пуст. И пансионат тоже пуст. Мы были в Поповке в середине августа — как раз тогда, когда в былые года здесь в самом разгаре гремел Казантип. У Саши все было расписано по дням, и принять у себя друзей — даже самых близких — он попросту не мог: не было мест. В прошлом году он потратил двадцать тысяч долларов на бассейн, которые намеревался в этом сезоне "отбить", но к сожалению...

Бабушки с Варварой в бассейне, Поповка

 Мы и не планировали заводить разговор о произошедшем в Крыму. Просто зашли к Лене в "Теремок" поздороваться. Но тема на устах, поэтому не оминули. "Когда все это случилось, — сказала Лена, — я три дня пролежала. Не понимала, что будет дальше, как мы дальше будем. Ведь на бизнесе теперь можно поставить крест. Никого нет! Никого!" Свекровь моя поспешила ее успокоить, мол, не переживай, все будет хорошо, все наладится. Но Лена уже не слушала, потому что не верила: "А что наладится? Людей нет. Мы ведь только Казантипом и жили. За две недели фестиваля поднимали столько, сколько на других курортах за весь сезон. Может эти, конечно, и придумают какое-то мероприятие, но масштаб таким явно уже не будет. А пока они деньги поделят, мы вообще загнемся". Потом Лена рассказала, что в прошлом году их семья вроде как решила продать"Теремок", оставить только пансионат — потому что тяжело очень два бизнеса параллельно вести: "И почему не продали?! Ума не приложу! Ну почему??? — обращается она к самой себе. — Что теперь с этим кафе делать?"
За пансионатом присматривает Ленина мама — Петровна. Это сухенькая женщина, которой явно за семьдесят. Точнее явно под восемьдесят. Несколько лет назад она переехала к детям в Крым. Переехала, по-моему, с Черниговщины, потому что говорит на суржике украинского и белорусского. Она рассказала нам, что в этом году за весь сезон у них остановились лишь пятеро армян — вроде как беженцы. Прожили две недели, даже на море ни разу не ходили — им было вполне достаточно бассейна. Когда уехали, Лена приказала Саше больше беженцев не брать: "Деньги это совсем несущественные, а маме тяжело. Она старенькая, а убирать одинаково надо — что за двумя, что за десятком".
Пляжи в Поповке прекрасные. Малолюдные. Просторные. Чистые. Единственное, что ежедневно смущало меня, так это водонапорная башня, которая со стороны моря была выкрашена в цвета триколора. Почему не покрасили тыльную сторону, которую видно из деревни, — непонятно: то ли краски не хватило, то ли задумка такая была, мол, пусть туристы созерцают, убеждаются, а местные все равно никуда не денутся — чего их убеждать.

Пляж, Поповка

Поповка, вид на бывший Казантип

Очень бросаются в глаза пустующие кафе и бары в Поповке. Аж муравьеды по коже. Так было написано на одной из стен в деревне. По иронии судьбы эти слова как нельзя лучше передают впечатление от практически мертвого курорта. На том месте, где раньше проходил Казантип, открыли диско-бар Грибы. Чтобы сориентировать посетителей, на объявлениях так и написано: "Там, где больше нет Казантипа". Звучит очень грустно. В Грибы мы, конечно, не ходили, но Лена и остальные местные над этим заведением снисходительно посмеиваются. То, что называется смехом сквозь слезы.

Немножко Симферополя и Коктебель
В предпоследний день нашей поездки мы оставили Варвару с бабушкой Ирой и отправились с мамой в Кок. Показать ей его тоже было моей мечтой. Хорошо, что она сбылась. Путь в Долину синих вершин лежал через Симферополь. Мы прибыли на Курортную (район ж/д вокзала), купили билеты на Коктебель, и так как до автобуса был еще целый час, отправились в железнодорожные кассы, чтобы уточнить время отправления нашего поезда на Днепропетровск. Нас интересовало, киевское ли время указано в билете. Оказалось, что да, и в билете об этом было написано, но я все равно из-за невнимательности выстояла очередь, чтобы задать вопрос.
Передо мной было три человека. Лезть вперед я не стала, потому что люди, произносящие в сторону толпы "Я только спросить!", заставляют меня их ненавидеть. Решила не уподобляться. Впрочем, очередь рассосалась довольно быстро. Первая девушка хотела сдать интернет-билет. Ей ответили: "Вы покупали билет на украинском сайте. Мы с ним не сотрудничаем, так что сдать не получится". Второй молодой человек хотел распечатать интернет-заказ, ему ответили практически аналогично. Третий мужчина хотел приобрести билеты из Мелитополя в Симферополь. Кассир ответила: "Будете в Мелитополе — там и купите, потому что у нас билеты существенно дороже". Насколько существенно, не уточнялось. Но мой керченский родственник поделился, что стоимость купе из Керчи в Киев по украинским меркам стоит двести пятьдесят гривен, а по российским — пятьсот. Правды ради скажу, что некоторые мои знакомые с материковой Украины подорожание крымских билетов отрицали: мол, покупали из Симфера в Днепр — тариф тот же.

Симферопольский Биг-Бен, железнодорожный вокзал

В Коктебель мы ехали под включенную радиопередачу  про загнивающий запад, гейропу и сукуамерику, которая все нам пересрала, а мы зомби никак не откроем глаза.  Благо, для таких случаев я припасла коллекцию песен Океана Эльзы на своем телефоне, поэтому врубила музло, заткнула барабанные перепонки наушниками и послала радиоведущего, его гостей в студии и водителя автобуса, внимательно слушающего передачу, далеко на йух.

Почти в Коке

Приехали в Коктебель. Отобедали в татарском кафе "Бай" возле автостанции. Оно у меня прочно ассоциируется с Дианой, джазовым фестивалем, сентябрем и беременной мной. Еще в дороге решили с мамой непременно поплавать на кораблике и посмотреть с моря Карадаг и Золотые Ворота. Капитан судна в какой-то момент спросил у меня:
— А вы откуда?
— Из Днепропетровска, — ответила я.
— А, — протянул он, — бывшие земляки.
— Вы что, тоже из Днепропетровска родом? — спросила я, ибо соображала довольно медленно.
— Та не, — замешкался капитан, — не в том смысле.
А потом, помолчав и увидев, что до меня наконец-то дошло, добавил:
— Была единая страна. Разделили на части... — и многозначительно посмотрел вдаль.

Золотые ворота, Коктебель

Когда, возвращаясь из Коктебеля в Симферополь, мы проезжали наш дом на улице Ковыльной, я быстро надела солнцезащитные очки и зажмурила глаза. Чтобы наверняка. Впервые в жизни путешествие по Крыму тяжким грузом легло на мою душу. Попустило меня только в поезде, в Новоалексеевке.

Гость из солнечного Крыма, или День независимости в Днепрожидовске

Неделю назад мы вернулись из аннексированного Крыма. Игрушечную границу мы пересекли впервые после игрушечного референдума, повлекшего за собой неигрушечные последствия. Покинув полуостров в конце марта, мы оставили там всю мужнину родню, которая с широко распахнутыми и по-детски наивными глазами всерьез недоумевала, глядя на нас. Они не понимали, почему мы пакуем вещи, зачем пытаемся избавиться от крымской прописки и куда уезжаем. Ведь там, за перешейком, почти что война, там стоят, удерживаемые российскими доблестными воинами, целые вагоны (да что там вагоны — поезда!), нашпигованные "правосеками" и прочими жидобандеровцами. В их глазах мы выглядели глупенькими и недоразвитыми — именно так, с налетом материнского пренебрежения. Таковыми выглядим и сейчас.

Погостив недельку в тех краях, которые мы еще пять месяцев назад нежно именовали домом и которые в этот раз так хотелось прижать к груди, мы вернулись обратно в Днепрожидовск. Вернулись, разумеется, не с пустыми руками: наш "багаж" состоял из пяти сумок, детской коляски, целой корзины противоречивых впечатлений и свекрови, которая с опаской, но все же согласилась погостить в нашей новой обители и увидеть сына — украинского офицера, коему, наверное, еще долго суждено не видеть своей малой родины. По иронии судьбы в Днепропетровск мы приехали на День независимости.

Днепропетровск — город уникальный. Опустим тот факт, что во главе области стоит еврей-фашист, финансировавший Майдан и создавший собственную армию солдатов-убийц, которые стирают с лица земли украинские города и уничтожают собственный народ. Я сейчас о другом. Днепропетровск до недавнего времени славился своими снобами: днепропетровцы, по моим личным наблюдениям и ощущениям, всегда считали себя лучше киевлян и уж тем более лучше мещан, населяющих иные областные центры. Быстрее, выше, сильнее, богаче, прогрессивнее — и обязательно чтобы с -ее на конце. Однако после всего пережитого и переживаемого этот город преобразился больше остальных: из фыркающего Нарцисса он превратился в паренька с распахнутым сердцем, излучающего готовность в любой момент протянуть крепкую руку помощи тому, кто в ней нуждается.

Все началось с поздравлений у подъезда: мы вышли из дому, я по привычке поздоровалась с барышнями, тусующимися на лавочках, а они нам хором: "С праздником!" Я улыбнулась, огласила взаимность и отметила для себя, что со мной такое впервые. Национальный праздник впервые со времен провозглашения независимости стал таковым, и это не может не радовать. На свекровь не оборачивалась, знала, что она обескуражена, поэтому и смущать ее не стала. Дальше был большой автобус "Лоцман", который возит нас с ж/м Парус-2 до Московской площади в самом центре. Каждый второй его пассажир был в вышиванке. Каждый первый являлся носителем украинской символики: у кого-то жовто-блакытни ленточки в косах, у кого-то патриотический браслет (как у меня, например), у кого-то татуировка на запястье в виде трезубца — ну, вы поняли, сопротивляться патриотизму в этом городе бесполезно. Патриотизм здесь стихийный, подчиняющий себе и заразительный.

На набережной — та же история: море вышиванок, шарики цветов украинского флага... Мы, кстати, тоже обзавелись такими и привязали их Варваре на коляску. Свекровь долго сопротивлялась, доказывая, что надувной пингвин за 45 грн лучше двух желто-голубых шариков за 30 грн, но мы были непреклонны. Дальше была прогулка, а потом кусочек концерта. Мы застали ВВ, исполняющих вместе с толпой Гимн Украины, и скандирующую в промежутке между номерами молодежь. Цитировать не буду, но это была та самая песенка про Путина. Свекровь скривилась и безапелляционно заявила, что концерт совершенно неинтересный, после чего мы удалились домой спать.

Я надеялась, что за ночь полученная информация переварится — и идейный переворот или хотя бы малюсенький, но такой существенный сдвиг таки свершится. Вместо этого получила концерт по заявкам за завтраком:
— Вчера смотрела новости по какому-то из ВАШИХ каналов. Так вот там говорили, мол, газа не будет, но это не страшно: будем топить твердым топливом, это, дескать, выгоднее и экологичнее! — заявила Любовь Викторовна.
— Ну, — говорю, — наши про газ, как ваши про воду. В Крыму абзац из-за перекрытия Северо-Крымского канала, а они вам в уши свистят, что все в порядке, переходим на капельное орошение.

Ну, и после этого пошло-поехало.
— Вы, — говорю, — приехали, хоть одного правосека здесь увидели?
— Нет, — отвечает, — но я же никуда не хожу!
— Ну, вчера-то мы с вами были в центре, вас кто-то хоть пальцем тронул, хоть кто-то косо посмотрел на вас за то, что вы на русском языке разговариваете?
— Нет. Но я же с вами была!
— Но мы-то тоже на русском говорим!
(молчание)
— А Тягнибок! Он же хотел нас заставить говорить только на украинском!! — свекровь уже практически кричит. Я тоже не выдерживаю:
— Да с каких это пор маргинальный политик, который и трех процентов на выборах не набрал, является для вас авторитетом??? С каких это пор вы боитесь популистов, которые только и умеют, что языком ляпать??

Дальше я выяснила, что свекровь моя оскорбилась, услышав знаменитую фанатскую кричалку с окончанием "ла-ла-ла-ла". А спустя полчаса ее чуть не хватил кондратий, когда она обнаружила у сына в гардеробе приобретенную мной в подарок футболку со светлым ликом американского президента. Мне сложно передать словами выражение ее лица, но одно я знаю точно: на футболки с изображением российского президента и надписью "Я так ждала тебя, Вова", которыми наполнены сувенирные лавки Евпатории, она так не реагирует.

Потом был звонок ее родной сестры из Италии по "Скайпу". Та поспешила сообщить, что Коломойский (тот самый еврей-фашист) приступил к реализации плана "Б", захватил Запорожскую область и поехал взрывать ГЭС. Завершив разговор, свекровь выглядела весьма взволнованной и поделилась со мной своими переживаниями, связанные с возвратом в Крым — путь, дескать, лежит через Запорожье, кабы чего не вышло. В ответ я громко грубо, но совершенно искренне расхохоталась.

Вчера муж провел ее на поезд. Сегодня она уже там — на оккупированной территории, которая, по ее мнению, была "возвращена в семью". Мы же остались здесь, в Днепрожидовске, который теперь самый что ни на есть наш. Эту поездку она еще долго будет вспоминать, будет много и обильно плеваться, рассказывая знакомым о визите к детям, будет злиться на меня за мои жидобандеровские взгляды, но будет с этим жить. И я с этим буду жить тоже. Потому что она — часть моей семьи, а Крым — часть Украины.

В океане

Очень надеюсь, что автор фото Виктория Квитка не станет ругать меня за то, что я взяла ее детище без спросу.
Я ж для хорошего дела:)

У меня сейчас не очень много времени, но мне очень хочется написать об одном дне из нашей жизни. Поэтому к черту дела. Поехали.

Седьмого июня мы побывали на концерте Океанов. Теперь мне сложно подбирать слова. В такие моменты кажется, что русский язык вовсе не так богат, как пишут в книгах. Правды ради признаюсь, что это был мой первый концерт в жизни, не считая собственных выступлений в музыкальной школе. Ну, вот как-то так сложилось. В студенческие годы на бесплатные мероприятия по случая Дня города и прочих мы не ходили, ибо считали, что успеется. На харьковском концерте Queen я не была, потому что побоялась, что в толпе меня ширнут иголкой и подсадят на наркоту или заразят чем пострашнее. (Настоятельно прошу не прерывать своим ржанием мой откровенный рассказ.) Потом было денег жалко. А теперь, пока Варвара маленькая шкода, даже поход в магазин превращается в испытание, не говоря уж об организации какого-то более масштабного события. Но в этот раз наш папа героически остался с девочкой и собакой, а мы с друзьями выдвинулись в путь на маршрутке под номером 156, следующей с жилмассива Парус-2 до стадиона "Метеор".

Людей было море. Огромное разноцветное море. Многие в вышиванках и с украинской атрибутикой — от больших флагов до скромных вплетенных в косы желто-голубых ленточек. Вакарчука мы прождали час и за это время успели съесть по хот-догу, пофотать толпу, выпить по баночке пива и поболтать. А потом началось! Начались Океаны, началась Украина. Тридцать тысяч разных людей, которые с высоты наших двадцатых мест в седьмом секторе выглядели, как муравьи, превратились в одно большое сердце. Меня разрывало ощущение того, что я тоже часть сердца. Поначалу мне было сложно с ним справиться, слишком ново оно было лично для меня. Но двадцати минут и первых трех композиций мне вполне хватило для адаптации.

Фото Анастасии Беляевой. Надеюсь на лояльность автора к таким ворюжкам как я

Когда Вакарчук пел "На лінії вогню", посвятив ее тем жителям Донбасса, которые-которые, я плакала, старалась не моргать, чтобы плач не перешел во взрыд. Старалась не смотреть на Витку, потому что знала: она тоже плачет. Мне не хотелось ее смущать и смущаться самой. Я мало что видела стеклянными глазами, но чувствовала каждой клеткой, как обливается кровью тридцатитысячное сердце. Там была живая Украина. Живее всех живых.

Потом был драйв. Какой-то музыкальный оргазм длительностью в три часа. Седьмой сектор был нашим ровно на тридцать мин. Потом уже сидеть на месте было невозможно, хотелось туда, вниз, в самое сердце. Я слабо помню, что со мной происходило на протяжении следующих двухсот минут. Я танцевала, размахивала руками, пела даже то, чего не знала. Видимо, не слова были главными, а желание присоединиться, влиться в океан, стать его волной или песчинкой или пенным баранчиком на волне.

Мне сложно описать свои ощущения, но я получаю невероятно удовольствие от воспоминания о них. Мы были выше неба. И стена действительно упала. А линия огня пусть остается — но пусть только в песне и только в душе. Чтобы помнили. Чтобы чувствовали. Чтобы бились. Одним сердцем.



Прослушать или скачать Океан Ельзи На лінії вогню бесплатно на Простоплеер
Прослушать или скачать Океан Ельзи Небо над Дніпром бесплатно на Простоплеер

Вместо монетки. О Нашемкрыме

Когда мы переехали в Симферополь и поселились в малосемейке на Бараньем холме (читай: в доме без отопления, бывшем общежитии в поселке Мирный, он же Дзержинский), нам было необычно. Ну вот необычно как-то. Новое место, новые люди, новые пейзажи, чувства, переживания — все новое. Понемногу узнав Симферополь, мне он страшно не понравился. Провинциальный, пыльный, жаркий, душный, да еще и от остановки маршрутки к дому приходилось взбираться вверх — на тот самый холм, который мы почему-то прозвали Бараньим. Магазинов у нас "на районе" не было, то есть был один сельмаг какой-то подозрительный и химтовары. Приходилось каждую неделю ездить на Кирова в "Сельпо" за провизией, потом ехать с пакованами на маршрутосе, потом втаскивать их на холм Бараний, а потом — на четвертый этаж дома.

Впрочем, все это не более чем бытовые мелочи. Жизнь в Симферополе прошла у нас под знаком семейных войн. Мы с родителями Ивана находились в перманентном состоянии холодной войны, которая то обострялась, то на время затихала. Дело пошло на поправку с появлением Варвары, однако мир был и остается худым, шатким и держится, наверное, только благодаря моему невозмутимому терпению, которое я вымуштровала в себе, выдрессировала, как пуделя в дешевом цирке-шапито.

Но я не о родителях, я о Симферополе. За эти почти три года в нашей крымской жизни было всякое, но радостей и счастей было, конечно, больше. Самое большое из всех счастий — Варвара, разумеется. Второе по величине — собака, которую мы купили в конце ноября 2011 года. Принесли ее, масюткину, в ладошках — и полюбили с первого взгляда. Сейчас точно так же сильно ее любит наша дочь. Целует ее и тискает за шкуру — точь-в-точь как это делаю я.

Я помню каждый приезд наших дорогих друзей, каждый день, проведенный вместе, и каждый их отъезд, когда в доме становилось очень тихо и мне хотелось плакать. Я убирала чашки с недопитым чаем со стола, высыпала из пепельницы окурки и с грустью в сердце начинала ждать их следующего визита. Вот так мы и жили — от друзей до друзей. И были счастливы.

Не думала никогда, что буду скучать за этим пыльным провинциальным городом, за маршрутами,которые мы ежедневно преодолевали с Варварой, за Бородинским рынком, за патронажной медсестрой Ленурой из детской поликлиники, за соседями по лестничной клетке (а нам с ними действительно повезло), за продавщицей из "Мясного" и даже за маникюршей Марго, которая работала в парикмахерской "Грэйс" под нашим домом и еле-еле умещалась своей необъятной попой на стул.

Я скучаю за нашей квартирой, за каждым ее уголочком, за комодом с детскими вещами, денежным деревом, которое мы привезли из малосемейки на Бараньем холме, за креслом на балконе и за зелеными кухонными шторами, выглядывая из-за которых я время от времени наблюдала за Иваном, размеренно потягивающим пиво в ганделыке напротив.

И если честно, мне жаль, что нам пришлось покинуть свой дом. Не скрою, что часто об этом думаю. Не буду скрывать и того, что сердцем скучаю за Ковыльной и всеми ее жителями. Уверена, нас не хватает там, а здесь, мне кажется, нас очень много. Знаю, что это временно, что это трудности переходного периода, но тоска все равно пилит мое сердце металлической пилочкой для ногтей. Вроде, и не очень больно, но чувствуется.

Каждый день я читаю крымские новости. Не для того, чтобы быть в курсе событий. А для того чтобы зацепиться, чтобы сказать себе: "Вот видишь, вы сделали абсолютно верно, что уехали оттуда, ничего хорошего жизнь на оккупированной территории не сулит!" Но это же Крым, ребята. Крым!!! Оккупированная территория — это из учебников, из спичей высокопоставленных чинушей, из политических словарей. Крым это другое. Это утренняя яичница в Партените — самое дешевое, что нам удалось найти в кафе "Парадиз", это пустынный октябрьский Коктебель, острый лагман на набережной и разговоры с морем по душам, это бутерброды с ветчиной и огурцом у подножья Сокола в Новом Свете, это рельефный Гурзуф и оббитая деревом мансарда, на которой мы спали, ели, курили сигареты, пили много пива и чувствовали эйфорию от того, что мы все вместе, рядышком. Это Тихая бухта, которая встретила нас нетихим ветром и песком в лицо, это цветная набережная Евпатории, на которой хотелось скупить все магниты и ракушки, имеющиеся в ассортименте местных торгашей. Это Поповка — скучная, но такая морская, с медузами сиреневого цвета, белым песочком и водой цвета глаз моей донечки. Это Гаспра — последнее место, где мы успели побывать перед отъездом, свозив туда моих родителей. Мы там ели блины с джемом, купили Варваре жирафика, который качал головой и сгибал ножки-палочки, и познакомились с двумя котами-сардинами. Ах да, забыла совсем: в Гаспре нас облапошили обезьяновладельцы, которые в мгновение ока водрузили на нас с Иваном двух макак, выхватили у меня телефон, нафоткали нас, а потом запросили тридцаточку — на бананы животинкам. Мне было обидно и даже немножечко стыдно: как это я, практически коренная крымчанка, позволила так себя оболванить. Со временем стыд прошел, а душевная улыбка осталась.

Крым — это Витка, Лёха, Олюшка, Олежик, Шурочка, Энси. Это Стрела с Валюшкой, Сашка — моя дорогая одноклассница, Олейники со своими двумя замечательными чадами, шашлыки, рыбалка, Новый год в роддоме, долгожданный мамин приезд, папины манты, походы в "Комфи" за покупочками (которые особо ценил Иван), это Щербаки — Катюха и Андрюха, посиделки до позднего часа, теплые дожди, цветущие абрикосы, вкусный гурзуфский инжир, громкий Иванов баян, любовь, ожидание, счастье — жизнь, в общем. Жизнь.

Живя, мы делим сердце на пазлики и раздаем по фрагментам — людям, собакам, городам. Первый кусок моего сердца остался в Першотравенске навеки вечные. Второй в Харькове. А третий... Третий — как бы ни удивительно это звучало лично для меня — отныне в Симферополе. Вместо монетки. В знак того, что однажды мы обязательно вернемся. 

Общее

Сегодня я наконец-то поняла, что общего между сепаратистами на востоке Украины и "предателями" на юге; что общего между самообороной Майдана и военными, которые, изменив присяге, решили служить стране-соседке; между еврореволюционерами и теми, кто поддержал раскол нашей страны; между теми, кто бросался коктейлями молотова в "Беркут" и, собственно, самим "Беркутом". Все они — вне зависимости от политических убеждений и приказов — хотят жить лучше, и их нельзя за то винить.

Можно винить человека за то, что он плохо учил математику в школе и теперь, будучи продавцом, то и дело обсчитывает покупателей. Можно обвинять за незнание истории собственной страны, последствия которого, как оказалось, гораздо печальнее, чем мы думали. Можно винить за то, что сел пьяный за руль, обрушив ни в чем неповинные жизни. Можно винить за воровство, за неумение, за неряшество, за узколобость, за тупость, за гордыню, за неопрятность, агрессивность, хамство и чрезмерное себялюбие...

Человеческих грехов, за которые нам придется расплачиваться в другом Мире, куда больше, чем написано в Библии. Нас можно винить за все, кроме желания жить лучше. Наши грехи — реальность, а лучшая жизнь — мечта. И нужно быть последним идиотом, чтобы винить нас за мечту.

08.04.2014

И вот сижу я в своем родном городе Першотравенске. Уложила Варвару спать. Продолжаю читать новости и аналитику. Не останавливаясь, делаю это целый день. Нервничаю. Папа мне даже замечание сделал, мол, мало времени дочери уделяешь. Не реагирую. Читаю дальше. Уже без энтузиазма, который был во мне несколько недель назад. Без особого рвения. Делаю это, как работу, устав от высказывания собственного мнения и порой неадекватных комментариев.

Мы уехали из Крыма. Все наши пожитки пока находятся на полуострове. Вывезти их не было возможности, да и некуда. Думали, что вопрос с переводом Ивана с одного места службы на другое решится быстро, но не тут-то было. Приехали в Харьков. Вакансий нет. Стали прорабатывать варианты, остановились на Днепропетровске, ибо ближе к родне и все такое. Вот теперь выжидаем. Иван в Харькове разбирается с глобальным бюрократизмом перевода. Мы с Варварой и собакой у родителей. Никакой обещанной с телеэкранов помощи ждать не приходится. Ну и ладно! Ну и хорошо! По крайней мере, мы окончательно устоялись во мнении, что надеяться в этой жизни можно, а главное НУЖНО только на себя.

Но наша жизнь — это так, песчинка в море среди миллионов других. И в картинке этой именно фон — вот что действительно важно. А что же у нас на фоне? Донецк объявил себя независимой республикой (надо, наверное, с большой буквы писать, но уж пусть уважаемые сепаратисты простят мне мое невежество). В Харькове захватили облгосадминистрацию на глазах у спокойно наблюдающей за всем происходящим милиции. Тут же инакомыслящих (с точкки зрения пророссийских активистов) заставили идти на коленях под гнилой свист и полные помойные ведра оскорблений, которые изрыгивала ошалевшая толпа.

Брат рассказал мне, что среди тех, кто полз, был наш общий знакомый. А вы ведь знаете, что когда что-то плохое происходит на расстоянии — это одно. Ты как бы не ощущаешь его. Когда же оно касается тебя непосредственно или тех людей, с которыми ты знаком, начинаешь чувствовать сопричастность и понимаешь, что это не очередные страшилки и россказни праздных зевак и журналистов с нечистым ртом.

В общем-то я вовсе не собираюсь вам перессказывать новости. Я о другом. О том, что украинцы и россияне, вовлеченные в эту мясорубку, начинают всерьез ненавидеть друг друга, плюют друг другу в лицо, наступают на горло. А это страшно. Страшно, когда родственники и друзья из России (коих у каждого из нас масса) пишут тебе месседжи типа "Ура! Теперь мы едины! С возвращение на родину!" — имея в виду факт присоединения Крыма к РФ и выражая тем самым тебе свою братскую поддержку, которая, по их мнению, сейчас тебе очень необходима. А на все твои заверения, мол, ребята, это все чушь, мы не поддерживаем действий великого Пу, они начинают улыбаться и доказывать обратное, воспринимая тебя как душевнобольного.

То, что раньше казалось бетоном с многовековой гарантией сегодня вдруг превращается в песок, включая незыблемую истину о единстве русского и украинского народа. Впрочем, почему "вдруг"? Очень даже не вдруг. Просто мы с вами начали ощущать это внезапно и в ускоренном темпе. Бомба замедленного действия в умах наших братьев (и даже сейчас употребляю это слово без малейшей доли сарказма в надежде на лучшее) была установлена давно, кропотливо модернизировалась — и наконец взорвалась, вывернув все самое худшее, что в нас есть.

И что мы имеем в итоге? Френдлисты ВКонтакте очищены наполовину. Семьи превратились в Верховную Раду, где ежедневно по вечерам при просмотре новостей затевается длительный спор, в котором ни одна из сторон не слышит другую — а только горло дерет. Родственники из России не звонят — обиделись. Одна моя знакомая рассказала, что мама обозвала ее фашисткой за то, что она поддерживает Революцию чести. Другая сказала, что тема Майдана в их семье — табу, не стала уточнять, почему именно, постыдившись деталей. Крымчане винят "западенцев". Жители западных регионов в ответ обзывают крымчан предателями. Харьковчане ставят харьковчан на колени. Милиция пьет кофе в стороне. В социальных сетях и на новостных сайтах сплошной срач, который взрывает мозг. И ведь там опять-таки одни сплошные обвинения. Мерзкие словестные перепалки на бытовом уровне, в которых, по моим личным наблюдениям, интеллигенты подставляют щеки необразованным придуркам, которые и писать-то грамотно не умеют. Первые пытаются вежливо что-то рассказать, доказать, показать. Вторые же просто срут, ибо какать они не умеют.

Во что мы превратились, ребята? А впрочем... не отвечайте. Боюсь, что этого ответа сердца некоторых из нас попросту не выдержат.