Мне нравится возвращаться после затяжной зимы в родной город. Память в такие моменты, будто тополя вдоль раздолбанной дороги, затягивается свежей зеленой дымкой. Идешь мимо школы. Оборачиваешься. Подбираешь бордовую сережку, которыми разбрасываются тополя, идешь дальше и думаешь: "Какого черта я ее поднял?", а выбросить жалко. Вот и тащищ ее...
Как-то вспомнила, и сразу домой захотелось. Остро так захотелось, но по-доброму. На даче можно было бы уже нарциссы нюхань и наблюдать за тем, как дорогущие мамины тюльпаны, которые она выписала в какой-то флористической фирме, уже третий год не всходят. Помидоры садить пока рано. Истинные садоводы выращивают тоненькие, пахнущие водой и чем-то кисленьким ростки в кадушках на подоконниках в городских квартирах. Раньше вроде и мы так делали, а сечас не знаю.
Скоро зацветет клубника. А потом в этих карликовых кустах зародятся ягоды. В детстве мы ели их зелеными, не дожидаясь, пока глянцевые бока клубники подзагорят на солнце. Землянику собирал нам деда, потому что знал: мы — типичные трутики (дедушкин неологизм от слова "трутень"), нам будет по -настоящему влом выискивать ароматные масипусенькие ягоды в зарослях возле плантации ландышей, а потому он делал это самостоятельно Ему не влом, это ж деда!
С малиной, кстати, та же история. Ее мы пожираем горстями после того, как дед насобирает ее в какую-нибудь пластиковую емкость, которую ему подсунула мама. Но самое страшное — это сбор смородины. Ее дед собирать отказывался, а потому эта пыльная работенка ложилась на наши плечи. Нет страшнее наказания, чем собрать полведерка красной и полведерка черной смородины. Если вы задумались над моим утверждением, значит, вам никогда не приходилось этого делать. Сущая пытка. Поверьте мне, бывалому дачнику.
С посадки картошки меня обычно выгонял папа. На клаптике земли, отведенном под сей овощ, я превращалась в настоящего дачного беса, который специализировался на отменных истериках. Начиналось все абсолютно порядочно, но хватало меня рядка на три-четыре. После этого моя планка падала, я начинала ныть, потом выть, а потом скандалить. Папин нерв не выдерживал, и он, проклиная меня по-папски, отправлял к бабушке в дом, чтобы я помагала. Бабушка хмурила брови, но все равно разрешала мне не помогать. Она знала, что я нервная, а в период посадки картошки даже слишком.
Вишню я тоже не слишком чествовала. Во-первых, она была кисловатая, так что насладиться ее вкусом было невозможно. А во-вторых, я считала, что не должна лезть на дерево и с ведерком на шее собирать то, чего я не ем. Пожалуй, любила я только черешню и абрикосы. Абрикосы у нас были знатные — здоровенные, но не долго. Абрикосовое дерево сгинуло. Жаль. Черешню постигла та же участь. Да и чему удивляться, ведь ягод и в лучшие годы на ней было немного. Каждый из нас боялся, что черешенок ему не достанется, и точил острый зуб на того, кто хотя бы косо посмотрит на созревающие ягоды. Потом наше терпение лопалось, как пакетик-маечка, если его надуть, завязать и хлобыснуть по нему ладошкой, и мы наперегонки начинали карабкаться на и без того убогий черешневый ствол.
Я была более избретательной, и к самым дальним ягодам подбиралась по воздуху: залезала на второй этаж, выходила на веранду, перекидывала ноги через борт и оказывалась на крыше навеса, откуда до ягод было рукой подать. Однажды крыша не выдержала. Со мной-то ничего не случилось, а вот папа был явно недоволен.
Как-то вспомнила, и сразу домой захотелось. Остро так захотелось, но по-доброму. На даче можно было бы уже нарциссы нюхань и наблюдать за тем, как дорогущие мамины тюльпаны, которые она выписала в какой-то флористической фирме, уже третий год не всходят. Помидоры садить пока рано. Истинные садоводы выращивают тоненькие, пахнущие водой и чем-то кисленьким ростки в кадушках на подоконниках в городских квартирах. Раньше вроде и мы так делали, а сечас не знаю.
Скоро зацветет клубника. А потом в этих карликовых кустах зародятся ягоды. В детстве мы ели их зелеными, не дожидаясь, пока глянцевые бока клубники подзагорят на солнце. Землянику собирал нам деда, потому что знал: мы — типичные трутики (дедушкин неологизм от слова "трутень"), нам будет по -настоящему влом выискивать ароматные масипусенькие ягоды в зарослях возле плантации ландышей, а потому он делал это самостоятельно Ему не влом, это ж деда!
С малиной, кстати, та же история. Ее мы пожираем горстями после того, как дед насобирает ее в какую-нибудь пластиковую емкость, которую ему подсунула мама. Но самое страшное — это сбор смородины. Ее дед собирать отказывался, а потому эта пыльная работенка ложилась на наши плечи. Нет страшнее наказания, чем собрать полведерка красной и полведерка черной смородины. Если вы задумались над моим утверждением, значит, вам никогда не приходилось этого делать. Сущая пытка. Поверьте мне, бывалому дачнику.
С посадки картошки меня обычно выгонял папа. На клаптике земли, отведенном под сей овощ, я превращалась в настоящего дачного беса, который специализировался на отменных истериках. Начиналось все абсолютно порядочно, но хватало меня рядка на три-четыре. После этого моя планка падала, я начинала ныть, потом выть, а потом скандалить. Папин нерв не выдерживал, и он, проклиная меня по-папски, отправлял к бабушке в дом, чтобы я помагала. Бабушка хмурила брови, но все равно разрешала мне не помогать. Она знала, что я нервная, а в период посадки картошки даже слишком.
Вишню я тоже не слишком чествовала. Во-первых, она была кисловатая, так что насладиться ее вкусом было невозможно. А во-вторых, я считала, что не должна лезть на дерево и с ведерком на шее собирать то, чего я не ем. Пожалуй, любила я только черешню и абрикосы. Абрикосы у нас были знатные — здоровенные, но не долго. Абрикосовое дерево сгинуло. Жаль. Черешню постигла та же участь. Да и чему удивляться, ведь ягод и в лучшие годы на ней было немного. Каждый из нас боялся, что черешенок ему не достанется, и точил острый зуб на того, кто хотя бы косо посмотрит на созревающие ягоды. Потом наше терпение лопалось, как пакетик-маечка, если его надуть, завязать и хлобыснуть по нему ладошкой, и мы наперегонки начинали карабкаться на и без того убогий черешневый ствол.
Я была более избретательной, и к самым дальним ягодам подбиралась по воздуху: залезала на второй этаж, выходила на веранду, перекидывала ноги через борт и оказывалась на крыше навеса, откуда до ягод было рукой подать. Однажды крыша не выдержала. Со мной-то ничего не случилось, а вот папа был явно недоволен.
